Рустам Хидиятуллин, «ИнКом»: «Ощущение, что надзорные органы видят вокруг одних террористов!»

Рустам Хидиятуллин: «На мой взгляд, в последнее время многие законы принимаются не в пользу операторов связи — по крайней мере, тех, кого можно отнести к среднему и малому бизнесу» Фото: Сергей Елагин

«ЗАКОНЫ ПРИНИМАЮТСЯ НЕ В ПОЛЬЗУ ОПЕРАТОРОВ СВЯЗИ»

— Рустам Ильдарович, как давно вы занимаетесь телекоммуникациями?

— В телекоммуникационном бизнесе я уже 24 года. Видел, как менялись технологии и сам телекоммуникационный рынок. Сейчас все переходят на «цифру», в облачные технологии. Кроме того, очень сильно изменилось законодательство, которое регулирует этот рынок. На мой взгляд, в последнее время многие законы принимаются не в пользу операторов связи — по крайней мере, тех, кого можно отнести к среднему и малому бизнесу. Уже не говоря о том, что сильно ужесточились сами законы.

— Что вы имеете в виду?

— В частности, появился федеральный закон №149, который предписывает операторам ограничивать доступ к так называемым запрещенным сайтам, которые распространяют информацию о терроризме, наркотических веществах, суициде, порнографии и так далее. Сначала государство пыталось делать это само. Разыскивая хозяев этих сайтов и страниц, пыталось их как-то прижучивать или причесывать под требования законодательства. Понятно, что ничего из этого не вышло. Это просто была борьба с ветряными мельницами. Например, в Китае она идет уже 14 лет. Тогда власть решила: а зачем нам мучиться? Давайте мы заставим заниматься этим операторов связи, ведь они же и предоставляют клиентам доступ в интернет.

— Как вы выявляете факт нарушения?

— Всех операторов насильно заставили установить устройства под названием «Агент „Ревизор“». Мы называем их черными коробочками, хотя они белого цвета. Эти коробочки стучатся через сеть оператора на запрещенные сайты, контролируя, есть к ним доступ или нет. Если есть, они передают информацию об этом в Нижний Новгород подрядчику Роскомнадзора — в государственный радиочастотный центр. Там делается скриншот и фиксируется, что с этого IP-адреса есть доступ. Мне очень хотелось бы узнать, кто делает скриншот, на каком оборудовании и прошел ли сотрудник необходимую аттестацию? Ведь когда смотришь на скриншот, видишь только конечный IP этой железки и IP-адрес сайта. А как происходит маршрутизация, извините, не показано. То есть сам факт нарушения фиксируется даже не на месте, где это произошло, а в другом городе. Это вызывает раздражение и невозможность владельцу сети доказать, что нарушение отсутствует. Мы неоднократно писали в Роскомнадзор, что система работает неправильно.

Я вообще не понимаю, на каком основании я должен этим заниматься. Я не владелец этих сайтов. Сегодня этот сайт находится здесь, завтра владелец перенес его на другую площадку, а послезавтра вообще вывез за границу и вещает оттуда. Получается, что государство пытается нашими руками реализовывать законы, которые были наспех приняты.

«Наша работа оценивается не столько числом абонентов, сколько кругом вопросов, которые мы помогаем решать нашим клиентам, и объемами услуг» Фото: Сергей Елагин

«ЕСЛИ 1,5 ГОДА НАЗАД ЗАПРЕТУ ПОДЛЕЖАЛИ 70 РЕСУРСОВ, ТО НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИХ 200 ТЫСЯЧ!»

— А у вас на самом деле есть возможность закрыть тот или иной сайт?

— Нет, конечно — в автоматическом режиме это невозможно. Если 1,5 года назад запрету подлежали 70 ресурсов, то на данный момент их 200 тысяч! Мало того, учитывая, что технологии по закрытию ресурсов несовершенны, само государство попадает в ситуации, когда в реестр попадают адреса известных собственников, так называемые «белые» ресурсы: kremlin.ru, moskva-putinu.ru, aif.ru, ntv.ru и так далее. То есть система не работает корректно. Мы предоставили в государственный радиочастотный центр скриншоты, где дата появления ресурса, который надлежит закрыть, датирована 1970 годом. Извините, но тогда даже не было как такового понятия российский интернет! То, что государство выпустило список запрещенных сайтов, а также «белых» сайтов, которые вообще нельзя закрывать, на мой взгляд, просто полный законодательный бред.

— Как вы видите эту ситуацию?

— У меня самого растут дети, и я точно так же против того, чтобы они могли свободно заходить на сайты и видеть там, скажем, объявления террористов и так далее. Но поймите: нужно выработать какой-то нормальный механизм регулирования. Во-первых, государство владеет огромными ресурсами по поиску собственников этих сайтов, во-вторых — интернет-трафик поставляется в Россию магистральными провайдерами, которых можно пересчитать по пальцам руки. А еще есть коллизия со спутниковым интернетом, качество трафика которого государство вообще не может проконтролировать.

Неужели нельзя было выработать регламент как с пожарными инспекторами? Когда они видят, что что-то не соответствует законодательству, сначала делают предупреждение и выписывают предписание о необходимости устранения нарушения. Это не сложный и достаточно цивилизованный подход. А что произошло на телекоммуникационном рынке? Быстренько, за два месяца, изменили статью 13 Кодекса об административных правонарушениях (КоАП). И как только происходит нарушение, на операторов сразу накладывают штрафные санкции: от 50 до 100 тысяч рублей за каждый факт. Получается, что малый и средний бизнес у нас могут только штрафовать.

Например, нам на данный момент выставлено четыре штрафа на общую сумму 160 тысяч рублей. Мы пытаемся опротестовать их, изложить наше видение, так как считаем, что это несправедливо. Но могу сказать: на данный момент все суды — мировые, районные и даже Верховный РТ — рассматривают все наши обращения в упрощенном порядке, без нашего присутствия.

— И решения выносятся не в вашу пользу?

— Не в нашу. Скажу больше: когда мы подали заявление в федеральный Арбитражный суд Поволжского округа, из Роскомнадзора пришло рекомендательное письмо: «Просим вас рассмотреть дело в отношении компании „ИнКом“ в упрощенном порядке, потому что считаем, что они просто затягивают рассмотрение дела»! Думаете, письмо не влияет на решение суда? Поверьте, государственная машина считает, что раз есть обращение от надзорного органа, значит, дело по умолчанию уже решенное: виновен.

— Выходит, у вас нет никаких рычагов защиты?

— Нет совершенно. Компания, получившая лицензию и сдавшая узел связи, уже изначально становится виновной и должна заплатить. Зачем нужен такой бизнес? Согласно официальным данным, по итогам мая этого года операторам России было выписано примерно 5–6 тысяч постановлений. Хотя я не сомневаюсь, что в действительности их в три-четыре раза больше. Даже если умножить эту цифру на минимальный штраф 50 тысяч, выходит 300 миллионов рублей. То есть государство издало закон, создало механизм для контроля, но не предоставило инструмент, чтобы операторы могли его исполнять.

— А если бы было предупреждение, компания бы исправилась?

— Конечно. Мы не говорим, что не хотим работать в рамках принятого законодательства. Нет, мы стараемся всеми силами то, что можем, сделать. Например, заключили договор с вышестоящим оператором связи — компанией «Ростелеком». Она нам обеспечивает фильтрацию доступа к запрещенным сайтам, к которой у Роскомнадзора замечаний нет.

— Вы за это должны платить?

— Конечно. Сумму озвучивать не буду, это коммерческая тайна. Кроме того, мы сами устанавливаем программное обеспечение для дополнительной фильтрации и закрытия доступа к так называемым «черным» сайтам.

«МЫ ВЫНУЖДЕНЫ ПЕРЕДАВАТЬ НАШИХ КЛИЕНТОВ КРУПНЫМ ОПЕРАТОРАМ»

— На ваш взгляд, инструмент борьбы с запрещенными сайтами пока несовершенен?

— В настоящее время Роскомнадзор тестирует программное обеспечение. Это в том числе аппаратные устройства, которые позволяют блокировать сайты. Закон был издан в ноябре прошлого года, а заключение на соответствие оборудования по фильтрации действующему законодательству появилось только сейчас. Получается, что за этот неполный год, что называется, просто накосили бабла, — других слов у меня нет. Разработчик этой маленькой коробочки — нижегородское предприятие «МФИ Софт». Государственный радиочастотный центр (РЧЦ) потратил на это дело 82 миллиона рублей. Ничего не скажешь, шикарный бизнес: потратил 82 миллиона, получил полмиллиарда.

Законодательство принимается в таком спешном порядке, что не успевают подумать о последствиях. Согласно нашумевшему закону Яровой, уже с середины следующего года к операторам предъявят требования хранить статистику страниц посещения пользователями у себя на серверах до трех лет и до полугода хранить контент, который они получили.

«Компания, получившая лицензию и сдавшая узел связи, уже изначально становится виновной и должна заплатить» Фото: Сергей Елагин

— Как вы расцениваете эти требования?

— Для мелких операторов это очень большой удар. Для крупняков, которые могут потратить 600–800 миллионов на то, чтобы создать системы хранения, наверное, нет.

— Как вы думаете, почему так происходит?

— Большинство законов, которые сейчас принимаются, лоббируются в чьих-то интересах. Как, например, тот же закон Яровой: есть крупные госкорпорации, которые производят оборудование, им будет жить хорошо, а малых игроков уберут с рынка. Конкуренция уменьшится. Сразу скажу: со временем и нам придется отказаться от лицензии на услуги связи, на передачу данных и телематику. Или мы будем вуалировать услуги связи в сервисные договора. К этому нас толкает само законодательство.

— Иначе говоря, телекоммуникационный рынок станет серым?

— Могу сказать, к чему это приведет. В результате государство потеряет контроль — раз; неналоговые платежи в виде 1,2 процента, которые обязаны отчислять операторы, — два. Я не могу найти ответ на вопрос: «Зачем?» Может быть, в мои 40 с лишним лет глупо говорить о патриотизме, но я все-таки родился и обучился в этой стране, работаю в ней. Честно говоря, мне жалко, что так происходит. И в целом в среде операторов сейчас все с недоумением смотрят на то, что происходит на рынке.

— Неужели большинству мелких и средних компаний грозит закрытие?

— Чтобы этого не произошло, мы уже диверсифицируем свой бизнес, ищем новые точки приложения. Потому что понимаем, что на телекоммуникационном рынке происходит стагнация. Каких-то глобальных сверхновых услуг, которые враз поднимут маржинальность бизнеса, уже нет. Например, если раньше полосу на гигабит мы продавали за 500 тысяч рублей, ныне она стоит в 10 раз меньше. Маржинальность бизнеса обвалилась.

Мы, малые операторы, работаем в основном с юридическими лицами. Скажем, занимаем определенную нишу между крупными операторами и местным B2B-рынком. Мы видим, что этот рынок сокращается, и вынуждены сейчас заключать агентские договоры с крупными операторами связи для того, чтобы передавать им наших клиентов, потому что понимаем, что наступит середина следующего года и возникнет коллапс, когда мы просто не сможем выполнять требования законодательства. Вот что обидно.

«У НАС ЕСТЬ КЛИЕНТЫ, КОТОРЫХ МЫ ОБСЛУЖИВАЕМ БОЛЕЕ ЧЕМ В 20 ГОРОДАХ»

— Когда вы создали группу компаний «ИнКом»?

— Я зашел в этот бизнес, наверное, лет шесть назад. Тогда компания «ИнКом» занималась чисто операторской деятельностью: предоставлением услуг связи. Сегодня мы продаем также ключи электронной отчетности, занимаемся сервисным обслуживанием. У нас есть клиенты, которых мы обслуживаем более чем в 20 городах.

— Как это возможно?

— С учетом того, что мы достаточно давно находимся на рынке, у нас сложились партнерские связи с операторами малого и среднего бизнеса в других регионах. По соглашению с ними мы привлекаем их при работе со стратегическими клиентами, работающими на территории нескольких регионов. Это услуги связи, обслуживание сетевой инфраструктуры. Обслуживаем мы сетевое оборудование, оргтехнику, системы видеонаблюдения. Иначе говоря, потихоньку перепрофилируем свою деятельность.

— Речь, наверное, идет о стационарной связи?

— Конечно, традиционной. Что касается мобильной связи, мы пытались продавать СИМ-карты. Но ответственность большая, агентские платежи того не стоят. А рынок маленький, так как операторы «большой тройки» открывают собственные офисы обслуживания и ретейл-сети по продаже мобильных устройств и аксессуаров.

— «Таттелеком» вот тоже пытается развивать мобильную связь...

— Честно говоря, это вообще уникальный оператор. По-моему, такой есть только у нас и в Чечне. Больше таких крупняков нигде не осталось.

— Вы говорите об этом с иронией?

— С определенной долей иронии. На мой взгляд, имея столь внушительные финансовые ресурсы и административный потенциал, как у «Таттелекома», можно было занять гораздо больший рынок, даже несмотря на социальную нагрузку в виде сельской связи. Они молодцы, что начали развивать беспроводные сети IoT (интернет вещей) и 4G, осознавая проблемы с роумингом. Еще не поздно создать внутреннюю республиканскую платежную систему, развить венчурный бизнес, учитывая наличие таких площадок, как IT-парк и Иннополис. В то же время действительно опытных связистов, которые могли бы потянуть такую махину, немного.

— Вас туда никогда не приглашали?

— Я начинал свою трудовую деятельность как раз в «Таттелекоме». Пришел туда в 1994 году после техникума связи. Параллельно обучался в КАИ. За шесть лет поднялся до начальника управления. Потом уехал работать в Москву. Продавал приборы для телекоммуникационного рынка: все, что касается измерения каналов связи, характеристик оптических кабелей, качества телевизионного вещания и так далее. Тогда это был только импорт. Из отечественных тогда существовали лишь осцилограф и генератор шума. Этот рынок в России тогда только-только зарождался. В 2003 году я работал в представительстве немецкой компании по Поволжскому региону. Затем пришел техническим директором в компанию «ТВТ».

«Cам я по натуре фрондер, то есть человек, который не всегда четко выдерживает те регламенты, которые приняты в компании» Фото: Сергей Елагин

— Вас туда пригласили?

— Да. Там с нуля была создана очень сильная команда. Наверное, в то время мы были первые по объему строительства в России: строили сети кабельного телевидения в 25 тысяч квартир в месяц. И подключали ежемесячно порядка 4,5–5 тысяч квартир. Рынок тогда был емкий и совершенно свободный.

— Но проработав три года, вы ушли. Почему?

— Мне тогда предложили возглавить компанию «Интелсет», которая была в тяжелом финансовом состоянии. За четыре года с существующей командой при поддержке акционеров мы ее «вычистили», расплатились с инвестиционными кредитами и банками. А потом акционеры приняли решение присоединить ее к ТВТ. Я стал руководителем объединенной компании. Выстроил бизнес-процессы, взаимоотношения на уровне подразделений. Но по прошествии 9 месяцев акционеры решили поменять руководителя. (Улыбается.)

— Ничего себе поворот. И что же вы предприняли?

— Вернулся в «Таттелеком» на должность директора по эксплуатации. Правда, по прошествии года с небольшим мне снова предложили возглавить ТВТ.

— Что там за это время произошло?

— К тому времени компания была слегка закредитована, висело много коротких кредитов.

— Что в «Интелсет», что в ТВТ вы приходили в сложное время. Вас не смущало, что вас привлекали как кризис-менеджера?

— Любого наемного менеджера приглашают на определенные условия. Если эти условия его устраивают, он дает согласие поработать. Так ТВТ на год снова стала моим домом.

— Это был сложный, но интересный вызов?

— Знаете, что мне нравилось? В «Интелсете» в нашей команде были люди старше меня по возрасту и гораздо опытнее в своих областях. То есть это были профессионалы, у которых я учился. Иначе говоря, когда я вернулся в ТВТ, мне пришлось работать с теми, кого я уже знал: я же некогда поднимал эту компанию. Поэтому работать с такой опытной командой, которая приросла при присоединении сильными кадрами ТВТ, было легко.

— Это закономерный финал, что МТС ее приобрело?

— ТВТ была лидером на татарстанском рынке. МТС понимал, что он приобретает не только конечных клиентов, но еще и большую транспортную сеть по Татарстану, которой он будет обвязывать и расширять свои сети базовых станций. Я имею в виду оптические сети и сети кабельных канализаций в крупных городах республики.

«Даже в кризисные годы — взять ли 2008-й, 2011-й или 2013-й — телекоммуникационный рынок продолжал расти в линейной прогрессии, несмотря ни на что» Фото: Сергей Елагин

— То есть это была выгодная сделка?

— Конечно. Любой бизнес делается для двух вещей. Первое — это извлечение прибыли. Второе — продажа бизнеса и, опять же, извлечение прибыли.

— Компания «ТВТ» была выставлена на продажу тоже, вероятно, не от хорошей жизни?

— Я думаю, что акционеры продали ее такому перспективному партнеру, как МТС, с которым сложились давние деловые отношения с момента продажи «Сантела», на пике. Уверен, было немало предложений от крупных игроков федерального рынка связи. ТВТ владела кабельным телевидением. Сами понимаете: СМИ — это все-таки четвертая власть. К тому же у нас на тот момент с учетом всех услуг — телевидения, интернета, проводного вещания и телефонии — было уже порядка 800 тысяч клиентов. Это достаточно весомый ресурс.

— Признайтесь: во второй раз вы ушли из ТВТ из-за какого-то конфликта?

— Никакого конфликта не было. У акционеров свой взгляд на стратегию развития бизнеса. Я уверен, что каждый собственник выбирает наиболее эффективные методы управления. Ну и, видимо, компанию уже готовили к продаже.

— Вы тогда остались без работы?

— Нет, я три года строил оптические сети от Кирова до Перми для «большой тройки операторов» — «МегаФона», «Билайна» и МТС. Мы прокладывали кабель по опорам ЛЭП. Это тоже был интересный опыт: высотные работы с высоким напряжением 220–500 киловольт.

— Вы переквалифицировались в строителя?

— Уже работая в «ИнКоме», я создал группу компаний. У каждой был свой профиль бизнеса. Одна из них как раз и занималась прокладкой оптики.

— То есть когда вы ушли из ТВТ, вам не пришлось начинать с нуля, потому что у вас был запасной аэродром — группа компаний «ИнКом»?

— Да. А что делать? В 2014 году я вернулся в Казань. По сей день работаю в ГК «ИнКом». Параллельно возглавляю коммерческий департамент казанского филиала крупного федерального интегратора Step Logic. У этой компании достаточно большой бэкграунд из интересных проектов. Это и Универсиада-2013, и чемпионат мира по водным видам спорта. Кроме того, мы делали всю сетевую инфраструктуру для компании Sollers.

«ВСЕ МЫ ДЕЛИМ ОДИН ПИРОГ, НО У КАЖДОГО СВОЙ ПОДХОД К КЛИЕНТУ»

— Есть ли на рынке компании, подобные ГК «ИнКом»?

— В Казани таких компаний порядка шести-семи.

— И всем хватает работы?

— Я понимаю, что все мы делим один пирог. Но у каждого свой подход к клиенту, свои наработанные связи. В любом бизнесе все решает не только цена, но и личностные отношения, когда люди о чем-то договариваются, тем более на Востоке.

«Имея столь внушительные финансовые ресурсы и административный потенциал, как у „Таттелекома“, можно было занять гораздо больший рынок, даже несмотря на социальную нагрузку в виде сельской связи» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Каков рынок телекоммуникаций в плане доходности?

— Лучшие времена прошли. В 1998–2006 годах рентабельность доходила до 24–26 процентов. Сейчас о такой рентабельности можно только мечтать. Ныне она на уровне 10–12 процентов, но отличается определенной стабильностью, потому что очень мало подвержена кризису.

— Какое сейчас число абонентов у ГК «ИнКом»?

— Наша работа оценивается не столько числом абонентов, сколько кругом вопросов, которые мы помогаем решать нашим клиентам и объемами услуг. Это услуги связи: телефония и интернет, затем сервисное обслуживание оборудования. Мы выстроили определенные отношения с бизнесом. На рынок, где клиенты могут позволить себе иметь администратора сети, не вклиниваемся. У нас, скажем так, soho-бизнес (от англ. small office/home office — „малый офис“ или „домашний офис“) и СМП (средние и малые предприятия). Своим «юрикам» мы говорим: «Вам не нужно иметь собственного администратора и IT-шника. Мы готовы закрыть вам эти вопросы».

— Есть ли среди ваших клиентов крупные компании?

— Есть, но я не буду их называть. Это компании не татарстанского происхождения, которые работают в нескольких городах в регионах России. У нас есть опыт организации сетей связи и за рубежом. К примеру, мы организуем связь и в Беларуси и даже во Франции. У нас есть взаимоотношения с Deutsche Telekom через наших партнеров, для которых мы предлагаем услуги связи на территории Татарстана.

— Вы организуете связь за границей для тех же клиентов-юрлиц?

— Да. Есть клиенты, которые заказывают услуги доступа к торгам на международных биржах. Мы создаем для них закрытые VPN-каналы, против чего сейчас, опять же, стало бороться наше правительство. Оно запретило анонимайзеры, VPN-каналы (технологии, позволяющие обеспечить защищенные сетевые соединения поверх сетей других операторов, — прим. ред.).

— Почему?

— Потому что в этом случае не может контролировать трафик. Отследить его достаточно сложно, тем более запретить. Борьба с торрентами — показатель. Я больше чем уверен, что дома вы заходите на какие-то сайты, где лежат видео, фильмы и прочее, куда у вас нет доступа. Что вы делаете в таких случаях? Ставите галочку VPN в Google — и вот уже все заработало...

Вводя запреты, никто опять же не хочет подумать, что через эти VPN-каналы строят свой бизнес еще и другие компании, являющиеся добросовестными пользователями. Кто-то организует себе доступ на биржу, кто-то объединяет офисы через закрытые сети. То есть законодатели опять подходят к вопросу очень однобоко. У меня возникает ощущение, что надзорные органы видят вокруг одних террористов, которые хотят нарушить закон и скрыть от государства свои противоправные действия.

— Какими вы видите перспективы маленького игрока на телекоммуникационном рынке? Развитие возможно?

— Я думаю, что будут успешны компании, которые имеют полный цикл услуг. Это и связь, и сервисное обслуживание, и дополнительные сервисы для клиента: электронные ключи, налоговая отчетность, сбор каких-то данных. Понятно, что весь рынок сейчас переходит в облачные ресурсы.

«У нас soho-бизнес (от англ. small office/home office — „малый офис“ или „домашний офис“) и СМП (средние и малые предприятия)» Фото: Сергей Елагин

Люди уже не готовы вкладываться в CAPEX (от англ. CAPitalExpenditure капитальные расходы — капитал, который компания использует для приобретения или модернизации своих активов, — прим. ред.). Они все переводят в OPEX — в операционные расходы. Иногда смотришь: вроде бы шикарный сайт. Начинаешь знакомиться — у компании гигантские обороты, а работают там всего четыре-пять человек. Видимо, надо и нам перестраивать психологию бизнеса. Много что уже придумано за нас. Надо просто этим воспользоваться. Небольшие компании, применившие свой интеллектуальный потенциал, помноженный на возможности современных технологий, создают очень маржинальный бизнес. И к этому надо стремиться — находить новые решения, новые ниши, развивать новые востребованные рынком услуги.

— Ваше портфолио говорит о том, что у вас репутация профессионала высокого класса. Вас не пытались переманить к себе, скажем, те же операторы большой тройки?

— Надеюсь, у меня все-таки есть такая репутация. (Смеется.) Думаю, что у операторов большой тройки есть достаточный ресурс обеспечения кадрами. Хантингом сейчас занимаются профессионально, и на рынке хватает специалистов. Хотя не скрою, такие попытки были, но как-то не срослось: что-то не устроило меня, что-то — работодателя. Все-таки определенная доля свободы стоит многого.

— В больших компаниях все жестко унифицировано?

— Конечно. Ну и сам я по натуре фрондер, то есть человек, который не всегда четко выдерживает те регламенты, которые приняты в компании.

— Иначе говоря, вы свободолюбивый?

— Не то что мне трудно загнать себя в какие-то рамки — просто не один год проработав руководителем, я пришел к убеждению, что нет такого понятия, как «решение принято положительно». Скорее оно принято с осознанием наименьшего зла для компании, потому что любое принятое решение имеет как положительную, так и отрицательную сторону. Такого, чтобы было «все в шоколаде», в жизни не бывает.

— Какой вы руководитель?

— Это судить людям. Очень не люблю, когда опаздывают. Это требование я предъявляю и к себе, и к людям. А также когда задают глупые вопросы, потому что поработал в компаниях с богатым опытом, где трудились люди высокой пробы.

«В ЛЮБОМ ДЕЛЕ ВАЖНЫ ТОЛЬКО ДВА ФАКТОРА: ЛЮДИ И ДЕНЬГИ»

— Традиционный вопрос «БИЗНЕС Online: ваши три секрета успешного бизнеса?

— Поработав в крупных компаниях, могу сказать: в любом деле важны только два фактора. Первый — это люди, второй — деньги. Если есть толковые, грамотные специалисты и достаточно средств, можно поднять любой бизнес. Я вообще привык работать в команде. Если есть команда, можно сделать многое. Биться же одному на этом конкурентном рынке очень сложно.

— Речь не идет о заемных средствах?

— Без разницы. У нас тоже было по-разному. Мы пользовались инвестиционными деньгами, у нас были собственные бюджеты, мы брали займы в банках. Это в любом случае деньги, в каком бы виде они ни были. Ну и, конечно, была команда профессионалов.

— Остается ли у вас время еще на что-то? Вы чем-то увлекаетесь?

— Увлекаюсь: пишу стихи, песни для взрослых и детей. Их даже исполняют на детских конкурсах. Есть достаточно известная студия «Шарм-Казань», у меня там поет дочка — я стал это делать в первую очередь для нее. Но теперь меня периодически об этом просят и другие детишки и их родители.

— Вам это уже тоже приносит доход?

— Только не в нашей стране — все пользуются и закачивают музыку бесплатно. Хотя сейчас с появлением блокчейна решить вопрос с пиратством достаточно легко. Это вообще уникальная технология, которая позволяет защитить любой цифровой контент. Правительство считает ее спорной и даже опасной, потому что на рынке появилось очень много хайпов — проектов, изначально созданных для того, чтобы просто собрать деньги, а затем схлопнуться. Хотя, например, я сейчас работаю с ребятами, которые выводят свой проект на ICO, на публикацию. Они очень толковые. Занимаются созданием своих ресурсов уже больше 4–5 лет и за ними стоит большой объем выполненной работы, в том числе в Татарстане.

«Своим „юрикам“ мы говорим: „Вам не нужно иметь собственного администратора и IT-шника. Мы готовы закрыть вам эти вопросы“» Фото: Сергей Елагин

«СУДЯ ПО ВЗЛЕТУ ЦЕН НА ВИДЕОКАРТЫ, В РОССИИ СЕЙЧАС КРИПТОЛИХОРАДКА»

— Вы — горячий сторонник блокчейна?

— Да. Потому что, во-первых, это анонимизация. А, с другой стороны, это все-таки перспективные технологии, которые, поверьте, еще максимум год — и распространятся и в государственные структуры, и в коммерческие. Как блокчейн регулировать, я, честно говоря, пока не представляю. Количество бирж и обменников криптовалюты в интернете увеличилось просто в разы, если не в десятки раз. На днях прочитал в новостях: в одном городе цыгане продали мужчине пластиковый биткоин... (Смеется.)

— Все эти страхи и мошенничества — пена, которая возникает при ведении любого нового дела?

— Да. Если уж на площадях АЗЛК (ныне несуществующий автозавод, выпускавший автомобили «Москвич» — прим. ред.) майнинг-фермы сейчас открывают известные люди, о чем тут говорить? Если в Америке была золотая лихорадка, то, судя по взлету цен на дорогие видеокарты, в России сейчас криптолихорадка. Майнить — то есть добывать — криптовалюту можно на определенных видеокартах. Валюта, как известно, вырабатывается за счет машинных ресурсов. И если 7 месяцев назад видеокарта стоила 26 тысяч рублей, то сейчас она стоит уже 53 тысячи.

Мы придем к этому в любом случае. Документы будут не то что шифроваться — идентифицироваться по блокчейну. Будут идентифицироваться и транзакции. Это естественное развитие технологий. Точно так же происходило с телевидением. Помните, в 2002–2003 годах было бесплатное эфирное телевидение? Продать тогда за 70 рублей канал кабельного телевидения было сложно, потому что люди не привыкли платить. Но на дворе 2017 год. Сегодня мы покупаем услуги — и телевидение, и интернет-телефонию — пакетами.

Любовь Шебалова